Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]
Итак, Майлс отправился на поиски. Час за часом он бродил по грязным улицам и закоулкам, выискивая сборища людей; он находил их на каждом шагу, но мальчика нигде не было. Это крайне опечалило его, но он не отчаивался. В своем плане он не находил никаких недостатков; просто военные действия затянулись на более продолжительный срок, чем он рассчитывал.
До рассвета он исходил не одну милю, повстречал множество всяких людей, но в результате чувствовал только утомление, голод, и ему очень захотелось спать. Он непрочь был бы позавтракать, но на это было мало надежды. Просить милостыню ему не приходило в голову; заложить шпагу — это все равно, что расстаться с честью. Можно бы продать что-нибудь из одежды, — но где сыщешь покупателя на подобную рвань?
В полдень он все еще бродил по улицам — в толпе, которая следовала за королевской процессией; он полагал, что маленького сумасшедшего непременно потянет взглянуть на такое зрелище. Он прошел вслед за процессией весь извилистый путь от Лондона до Вестминстера и до аббатства. Он бесконечно долго слонялся в толпе, разбившейся на отдельные кучки, и наконец, ничего не добившись, озабоченный, отошел прочь, обдумывая новый, лучший план военных действий. Он углубился в свои мысли и не сразу заметил, что город остался далеко позади и день клонился к вечеру. Выйдя наконец из задумчивости, он увидел, что находится за городом, невдалеке от реки. Это была живописная сельская местность, где расположены богатые усадьбы. Здесь не любят таких оборванцев, как он.
Погода стояла теплая; он растянулся на земле возле изгороди, чтобы отдохнуть и подумать. Скоро им овладела дремота; до него донеслись глухие отдаленные звуки пушечных выстрелов; он сказал себе: «Коронация кончилась», и тут же уснул. Перед тем он не отдыхал больше тридцати часов под ряд. Проснулся он только на следующее утро.
Он поднялся разбитый, обессиленный, умирающий от голода, умылся в реке и заковылял к Вестминстеру, ругая себя за то, что потерял столько времени даром. Голод внушил ему новый план: он прежде всего попытается добраться до старого сэра Гэмфри Марло и возьмет у него взаймы несколько шиллингов, а потом… Но пока и этого довольно, потом будет время усовершенствовать и разработать новый план; сначала надо выполнить его первую часть.
Часов в одиннадцать он очутился у дворца и, хотя народу кругом было много, он благодаря своему костюму не остался незамеченным. Он пристально вглядывался в лицо каждого встречного, выискивая сострадательного человека, который согласился бы доложить о нем старому сэру Гэмфри; о том, чтобы попытаться самому проникнуть во дворец в таком виде, разумеется не могло быть и речи. Вдруг мимо него прошел «мальчик для порки»; увидав Майлса, он вернулся и еще раз прошел мимо, пристально вглядываясь.
«Если это не тот самый бродяга, о котором так беспокоится его величество, то я безмозглый осел… Хотя я, кажется, и всегда был ослом. Все приметы налицо. Не может быть, чтобы премудрый господь создал два таких чудища сразу. Это было бы опасным перепроизводством чудес, ибо цена на них сильно упала бы. Как бы мне заговорить с ним!..»
Но тут сам Майлс Гендон вывел его из затруднения, потому что обернулся назад, почувствовав, что на него пристально смотрят. Подметив любопытство во взгляде мальчика, Майлс Гендон подошел к нему и сказал:
— Вы только что вышли из дворца; вы из придворных?
— Да, ваша милость!
— Вы знаете сэра Гэмфри Марло?
Мальчик вздрогнул от неожиданности и подумал про себя: «Боже! он спрашивает о моем покойном отце!»
Вслух он ответил:
— Хорошо знаю, ваша милость.
— Он там?
— Да, — сказал мальчик и про себя прибавил: «в могиле».
— Не будете ли вы так любезны сообщить ему мою фамилию и передать, что я желаю сказать ему два слова по секрету.
— Я охотно исполню ваше поручение, любезный сэр!
— В таком случае, скажите, что его дожидается Майлс Гендон, сын сэра Ричарда. Я буду вам очень благодарен, мой добрый мальчик!
Мальчик был, повидимому, разочарован. «Король что-то не так называл его, — сказал он себе, — ну да все равно. Это, должно быть, его брат, и я уверен, что он может дать сведения его величеству о том чудаке». Он попросил Майлса подождать немного, пока он принесет ответ. Он ушел, а Гендон остался ждать его в указанном месте, на каменной скамеечке внутри ниши дворцовой стены, где в дурную погоду укрывались обыкновенно часовые. Не успел он усесться, как мимо прошел отряд алебардщиков под командой офицера. Офицер увидел чужого человека, остановил своих людей и велел Гендону выйти из ниши. Тот повиновался и немедленно был арестован как подозрительная личность, шатающаяся около дворца. Дело начинало принимать нехороший оборот. Бедный Майлс хотел было объясниться, но офицер грубо приказал ему молчать и велел своим людям обезоружить и обыскать его.
— Может быть, вам бог поможет найти что-нибудь, — сказал бедный Майлс. — Я много искал и ничего не нашел, хотя мне так нужно было найти.
И действительно, у него ничего не нашли, кроме запечатанного письма. Офицер разорвал конверт, и Майлс улыбнулся, узнав «каракули» своего бедного маленького друга. Это было послание, написанное королем в тот памятный день в Гендонском замке. У офицера лицо пожелтело, когда он прочел английскую часть письма, а Майлс, выслушав ее, побледнел.
— Еще претендент на престол! — воскликнул офицер. — Они сегодня размножаются, как кролики. Схватите этого негодяя и держите его крепко, пока я снесу это драгоценное послание к королю.
«Ну, теперь все мои злоключения кончились, — бормотал Майлс, — ибо я, наверное, скоро буду болтаться на веревке. Эта записка мне не пройдет даром. А что станется с моим бедным мальчиком! — увы, это одному богу известно!»
Был арестован как подозрительная личность.
Через некоторое время Майлс увидел быстро возвращавшегося офицера и собрал все свое мужество, решившись встретить неизбежную смерть, как подобает мужчине. Офицер тотчас приказал солдатам освободить пленника и возвратить ему его шпагу; затем почтительно поклонился и сказал:
— Прошу вас, сэр, следуйте за мной!
Гендон пошел за ним, говоря себе:
«Если бы я не знал, что иду на верную смерть и что мне поэтому следует поменьше грешить, я бы, кажется, придушил этого мерзавца за его издевательскую любезность».
Они прошли через двор, очень людный, к главному подъезду дворца, где офицер с таким же почтительным поклоном сдал Гендона с рук на руки разодетому придворному, который в свою очередь отвесил ему низкий поклон и повел через большой зал, между двумя рядами пышно одетых дворцовых лакеев. Лакеи почтительно кланялись Гендону, а за спиной у него втихомолку надрывались от смеха при виде этого величавого «чучела». Придворный повел Гендона по широкой лестнице, которая так и кишела царедворцами, и наконец ввел его в обширный покой, где была собрана вся английская знать; он провел Майлса вперед, еще раз поклонился, напомнил ему, что надо снять шляпу, и оставил его среди комнаты. Глаза всех присутствующих устремились на него. Иные сердито нахмурились. Иные улыбались насмешливо.
Майлс Гендон был ошеломлен. Перед ним, всего в каких-нибудь пяти шагах, под пышным балдахином, сидел молодой король; полуотвернувшись и наклонив голову, он беседовал с какой-то райской птицей в образе человека, — наверное, с каким-нибудь герцогом. Гендон смотрел и думал, что и без того горько умереть в цвете лет и сил, а тут еще подвергают тебя такому унижению. Ему хотелось, чтобы король скорее покончил с приговором. В это время король поднял голову, и Гендон увидел его лицо. Увидел, — и у него даже дух захватило! Как очарованный, он смотрел, не спуская глаз с этого прекрасного молодого лица; он говорил себе:
«Господи, да ведь на троне — владыка царства мечтаний и призраков!»
Он смотрел на короля с изумлением и бормотал несвязные слова. Потом огляделся вокруг, пристально осматривая нарядную толпу, роскошный зал:
«Но ведь это же правда! Это не сон, а действительность!» сказал он себе.
Потом опять взглянул на короля и подумал:
«Сон это, или нет?.. Неужели он и вправду повелитель Англии, а не бездомный сумасшедший бродяга, за которого я принимал его? Кто разгадает мне эту загадку?»
Внезапно ему в голову пришла блестящая мысль. Он подошел к стене, взял стул, поставив его посредине зала и сел!
Толпа придворных загудела от гнева; чья-то грубая рука опустилась ему на плечо, чей-то голос воскликнул:
— Грубиян, невежа невоспитанный, как ты смеешь сидеть в присутствии короля!
Шум привлек внимание его величества; он протянул руку и крикнул:
— Оставьте его, не троньте: это его право!
Изумленные придворные отпрянули. А король продолжал:
